Памятный крест жертвам Кулая установлен в апреле 2002 года у дороги, ведущей на Крапивинское месторождение, перед топким болотом.

Документы рассказали…

– Александр Владимирович, с чего начиналась книга? В предисловии есть строчка, что первоначальная задумка была иной. А какова она была, и что ее изменило?

–  О Кулае я знал еще с детства, но очень мало – только то, что отец оттуда возил лес, а от дедов я слышал о нем совсем другие воспоминания, причем говорили они об этом с неохотой. Всерьез все началось с генеалогических исследований. Занимаясь своей родословной, я параллельно изучал историю села Заливино, в архивных документах встречал сведения и о Кулае. С годами они накапливались, и я их использовал, когда подошла очередь рассказать о 20–30-х годах прошлого века… Действительно, замысел книги был иным – просто хотел осветить события без лишних оценок. Но, вникая в данные о посевных площадях, количестве скота, инвентаря и т.д. у жителей Заливино, изучая систему налогообложения и процесс раскулачивания, убедился, что это было планомерное уничтожение государством самой экономически активной части крестьянства – трудяг, которые умели четко организовать свое хозяйство, и, как мы сейчас говорим, давали рабочие места тем, кто не мог обеспечить себя сам.

–  Какие источники стали основой для книги?

–  Прежде всего, пришлось изучить всю нормативную базу, начиная с Конституции 1918 года. Нашел все постановления ВЦИК и Запсибкрая о раскулачивании, о сплошной коллективизации, памятки различные… Затем использовал документы тарского архива – фонды Тарского и Евгащинского райисполкомов, Заливинского сельсовета, электронную базу данных и Книгу памяти «Крестьянская Голгофа», подшивки газеты «Ленинский путь» и статьи разных авторов, фильм «Сибирская Голгофа», недавно вышедшую книгу Тимофея Голубовича «Слезы Кулая» и воспоминая свидетелей. Главное все-таки – архивные документы, из которых выяснялось, кто и за что пострадал.

– Вы приводите сведения о состоянии и настроении крестьян Тарского уезда в 1920–1925 годах, что производят жуткое впечатление. Выходит, ничего доброго советская власть в деревню не принесла? Или автор намеренно сделал акцент на плохом?

– Эти выдержки я взял из книги «Строго секретно. Омское Прииртышье в политических и информационных сводках», составлена она сотрудниками Исторического архива на основе документов. Там сводки ОГПУ о том, что происходило в деревнях Омской губернии. Я лишь выбрал все, что касалось Тарского уезда.

Политика важнее

– Но был же в те годы какой-то относительно благополучный период?.. 

– После продразверстки, когда у крестьян вскрывали амбары и выгребали все подчистую, а того, кто возмущался, могли вывести за околицу и застрелить, был НЭП с фиксированным продналогом, а с 1923 года – сельхозналогом, уплачиваемым деньгами. Это было некое послабление. Но крестьян разделили на бедняков, середняков и кулаков, кто был побогаче – тот облагался все жестче и жестче.

– Получается, что самые трудолюбивые крестьяне накормили страну, но вместо благодарности государство отнесло их к разряду классовых врагов. Налоги повышались, чтобы пополнять казну или ликвидировать богатых, загнать людей в колхоз? Чего здесь больше – экономики или политики?

– Это и экономический рычаг, но важнее было политическое давление на крестьянина, чтобы лишить его самостоятельности, взять сельское хозяйство под контроль, удержать власть, и неважно, сколько будет жертв…

– По какому принципу начислялся налог?

– Ежегодно происходил учет сельхозплощадей, сенокосов, пастбищ… Облагалась каждая лошадь, каждая корова, свинья, овца… Перед раскулачиванием, в конце 20-х, был введен налог на каждого едока в семье. Он рассчитывался не на хозяйство, не на семью, а исходя из количества человек в ней. Таким образом, налоговая база могла увеличиться и на 50 процентов, и в два, и в три раза от первоначальной суммы.

– Значит, ребенок родился – налог вырос?

– Вот именно. Вообще обложение было просто непредсказуемым. Государство устанавливало свой сельхозналог, а местные власти – свой. Нужны были колхозу деньги, например, на трактор – их брали с зажиточных семей.

Хочешь выжить – вступай

– Что должен был иметь крестьянин, чтобы его назвали кулаком?

– Четких критериев деления крестьян на классы не было. Грань между ними была условной, и ни в каких памятках или постановлениях это не прописывалось. Кулаком считался зажиточный крестьянин, который выделялся  среди других по своему имущественному положению: дом просторнее, больше пашни, сенокосов, животных, имел постоянных или сезонных работников. В каждом населенном пункте были кулаки, но если их сравнивать, кулак одной деревни мог быть нисколько не богаче середняка в другой. Соответственно, середняки – те, кто имел меньше, но тоже мог использовать наемный труд. А при выселении могли под кулака подвести любого середняка.

– Сколько голов скота имели самые крупные заливинские хозяйства накануне раскулачивания?

– До 12 лошадей, 7-8 коров и более… Если больше скота, значит, больше и построек, инвентаря, пашни…  Хоть селом считалось Корнево, деревня Заливина всегда превосходила его по населению. Там было около десятка двухэтажных домов. При советской власти со многих сняли второй этаж – сделали два одноэтажных дома.

– Были ли такие, кто даже одной коровы не держал?

– Были. Чаще всего одинокие пожилые люди, у которых на это уже не хватало сил. Но были и те, кто в трудоспособном возрасте ничего не имел. Они и составили костяк колхоза, вступив в него первыми. Остальные уже потом – под давлением, из страха, чтобы уберечь себя и семью.   

– Бытует мнение, что Сталин нищую аграрную Россию сделал процветающей, а уж какими методами – неважно, среди правителей не было ангелов. Но, если сравнить производительность в личных и коллективных хозяйствах?..

– Я не сказал бы, что страна была нищей, она была просто аграрной. До Первой мировой войны наблюдался экономический подъем. Технология возделывания культур, севообороты соблюдались. Я изучал эти данные. В единоличных хозяйствах отношение к труду было более добросовестным, люди не ждали, когда закончится рабочий день. Потом всех уравняли: ни у бедняка, ни у середняка – ничего нет, все колхозное. И не чужое, и не свое. Соответственно, отношение к труду стало другим. Да и у председателей, парней лет 25–30, причем менявшихся каждые 3–5 месяцев, не было достаточного, скажем так, сельскохозяйственного опыта. Тут и падеж скота вырос, и агротехника была упущена. Поэтому производительность в колхозах была гораздо ниже.

– Сколько человек было выслано из Заливино?

– За два года предполагалось выселить 10 семей, 66 человек. Например, в 1930 году – 43 человека, из них 36 – женщины и дети. Выселили 7 семей. Точную цифру назвать не могу, потому что одна семья добилась жалобами в разные инстанции восстановления в правах и ее вернули с Кулая, кто-то вернулся самовольно, некоторые, наоборот, узнав, что их ждет, убегали из деревни.

– А сколько там проживало перед выселением?

– Около 900 человек, а к 1935 году осталось менее 650 жителей. Многие, стараясь спастись, уезжали, причем не в Тару, а в Омск, чтобы там затеряться, или на золотые прииски на Алдан. За пять лет Заливино потеряло примерно 250 человек. Причем фамильный состав значительно изменился. Кстати, поднимать сельское хозяйство приезжали партийцы из крупных городов, двадцатипятитысячники, они становились председателями. Далеко не у всех городских жителей получалось организовывать сельхозпредприятие. Тем не менее, коллективизация в Тарском Прииртышье началась с деревни Фрунзе, которая образовалась в 1924 году.

– Была ли какая-то разнарядка сверху на выселение, как на расстрелы в 37-м? И кто решал, кого раскулачить?

– Первичным был план – выселить столько-то семей. В архиве есть документ, присланный в Заливино из Евгащино (райцентра): в строку машинописного бланка «вам необходимо выселить» вставлено от руки «10 семей», если имелось больше – это приветствовалось. Списки формировались на местах, право решать было предоставлено сельским советам, и фактор личных отношений тут был немаловажен: сразу вспомнились старые обиды, кто-то когда-то батрачил… А теперь он рядом с председателем колхоза.

– Как происходил процесс выселения?

– Когда выселяли первых, не было четкого соблюдения инструкций, что привело к волнениям и бунтам в деревнях, к тому же Муромцевскому восстанию. Потом составили памятки, как действовать. Конкретная дата отправки не называлась. Но за пару дней до этого обязательно проводилось собрание бедняков. Сначала звучал доклад о вреде кулачества, затем оглашался список выселяемых. Были случаи в Корнево и Заливино, что люди не выдерживали и умирали от сердечного приступа. Если кто-то из родственников пытался заступиться, им грозили тем же самым. И людям ничего не оставалось, как проголосовать «за» – иначе следующей партией пойдешь, будь ты середняк или бедняк. На следующий день в дом к раскулачиваемым приходили председатель, два члена сельсовета и сотрудник ОГПУ описывать все имущество… А выселяли в основном ночью. Люди растеряны, не знают, что делать, – их на повозку и поехали. В следующие годы уже понимали: описали твое имущество – жди отправки, потому и сбегали.

– Когда раскулачивание прекратилось? С победой колхозного строя?

– Выселили в 1930-м первую партию – сразу два десятка семей вступили в колхоз. Через год и через два все повторилось. В 1933 году из Заливино уже не выселяли. Во второй половине 30-х практически вся деревня была в колхозе. Последних единоличников загнали туда налогами, которыми после 1934-го колхозники не облагались. Значит, путь один – в колхоз. Хочешь выжить – вступай.

Там, за болотом

– Давайте теперь поговорим о самом Кулае, там же оказались не только жители Тарского района или округа…

– Да там была вся Омская область. Длинные вереницы подвод раскулаченных тянулись через Заливино в Тару и дальше в тайгу, где не было никаких построек, людей оставляли среди сугробов. Имена кулайских поселков, их еще называли районами – Саргатский, Тюкалинский или Нижнеомский – говорят сами за себя. Но общение между их жителями было строго ограничено.

– Известно ли общее число спецпоселенцев?

– Первая партия (1930 год) – это в основном крестьяне из южных районов области – насчитывала 8,8 тыс. человек. Но сколько людей было за все годы, никто не скажет. Наверняка более 20 тысяч. Кто-то не дошел, кто-то сбежал, кто-то родился там… Сколько умерло, тоже неизвестно. Ответ на этот вопрос можно было бы отыскать в фонде Кулайской комендатуры. Но где этот фонд? В какие архивы я ни обращался, нигде его не нашел.

– Заливинцев только на Кулай ссылали?

– Еще в Нарым были отправлены две семьи, причем кулаками их и не назовешь.

– Несмотря ни на что, люди оттуда бежали, их разыскивали?

– Я бы не сказал, что их сильно искали. Многие заливинцы возвращались в свою деревню, а там ни от кого не скроешься. Для советской власти они уже не представляли опасности. И главное – у них ведь уже все отобрали. Такие вопросы обсуждали районные исполкомы. Рекомендовалось использовать беглецов на промышленных и других работах, а если вновь переселить – опять убегут, поэтому оставили в своих селах. Но только после расформирования поселков преследование бежавших было официально прекращено. 

– Возможно, кому-то побег припомнили в 37-м?

– В годы Большого террора репрессии обошли Заливино стороной. Но знаю, что главу одного из семейств расстреляли в 37-м на Сахалине.

– Люди в спецпоселениях просто жили или тоже платили налоги?

– Первые поселенцы, скорее, выживали: тут бы землянку вырыть да с голоду и болезней не умереть. Сначала никаких налогов не было, но после 1933 года стали устанавливать различные планы: по сбору ягод, орехов, охоте, рыбным промыслам, заставляли организовать дегтярное производство, заниматься сельским хозяйством.

– Все ли раскулаченные реабилитированы?

– Далеко не все. Их реабилитация проходила по заявлениям: кто подавал – того и оправдали. А, если семья полностью погибла, это сделать просто было некому. Впрочем, обратиться за реабилитацией, подтвердить статус репрессированного, можно и сейчас.

– Можно ли оправдать коллективизацию и раскулачивание? Ведь жизнь потом наладилась и колхозы действовали благополучно…

– Оправдать? Нет, нельзя… Слишком велика цена такого благополучия.

***

Наша справка

Кулай – спецпоселение на северо-востоке Тарского района, существовавшее с 1930 по 1947 год. По разным источникам, там находилось от 18 до 25 спецпоселков, которые формировались и назывались чаще всего по районам, откуда прибывали раскулаченные крестьяне. Местность расположена среди непроходимых Васюганских болот – своего рода островок. Там не было колючей проволоки. Чисто природный фактор сдерживал спецпоселенцев от бегства. В тяжелейших условиях там погибли многие тысячи ни в чем неповинных людей. Последние жители покинули поселок Кулай в 1960-е годы.

     Фото Евгения Захарова