На работу вертолетом

– Олег Михайлович, как Вы пришли в профессию? 

– В 50-е годы мой отец служил в армии, в десантных войсках, в Амурской области, прыгал с парашютом. Там и остался, став парашютистом-пожарным в авиалесо­охране… 

– Можно сказать: Вы – потомственный?..

– Наверное, да. По стопам отца сначала пошел мой старший брат и работал всю жизнь до пенсии парашютистом, но уже в Таре… 

– А как семья здесь оказалась? 

– Отец родом с юга нашей области. После возвращения с Дальнего Востока он как-то приехал сюда, и ему, заядлому охотнику, понравилась тайга – перевез в Тару семью. Я уже здесь родился. А в 1994 году сам устроился парашютистом в авиаотделение Западносибирской базы, которое раньше было в Тарском аэро­порту. Сейчас в лесоохране – мой старший сын и племянник. Так что уже небольшая династия… Младший еще учится, но тоже собирается, правда, не в пожарные, а в летное училище. Но там уж как получится.

– Какие задачи выполняли парашютисты? Как часто приходилось прыгать? 

– У меня около 500 прыжков, производственных и тренировочных. Парашютисты работали на опережение. Наша группа из 6 человек всегда была на борту лесопатрульного самолета. Находили мелкие пожары, прыгали и оперативно их тушили или готовили площадку для вертолета. Десантников-пожарных
оставляли дорабатывать, а мы улетали до ближайшего аэропорта, укладывались – и снова патрулирование на самолете. 

– До какого года в Таре были парашютисты?

– До 2008-го. Потом нас перевели на Ханты-Мансийскую базу.

– Оптимизация?

– Да, типа того. Решили, что в Омской области такая служба лишняя. Люди стали ездить на работу в другой регион, а здесь – леса начали гореть. Власти задумались: как все вернуть? Но взмахом пера легко развалить, а создать заново – непросто. Нужен был инструктор, чтобы обучать молодежь, и мне предложили им стать. Взвесив все, я перешел в «Омсклес», стал набирать людей. Потом нас превратили в ООО «Сибирская авиалесоохрана» – мы и Омскую, и другие области тушили. Вроде бы возродили службу, но в 2012-м нас перестали финансировать. Так как я сам ежегодно ездил на сборы сдавать зачеты в город Пушкино Московской области, мы попросились под крыло федеральной «Авиалесоохраны». 

– Как все-таки удалось вернуться в Тару? 

– Я привез в Москву документы и говорю руководству: «В Таре есть здания авиаотделения, которые стоят у вас на балансе». Нас поняли, и осенью 2012-го мы приехали со всем имуществом домой. Сначала числились в московском подразделении, а потом стали омским. Но парашютистов у нас уже не было, только десантники, которые высаживаются с вертолета с высоты 30–40 метров при помощи спускового снаряжения. 

– А чем тушите огонь? Как и на «большой земле», ранцевыми огнетушителями?

– Наше снаряжение – топоры, лопаты, мотыги, бензопилы, мотопомпы. Не обойтись и без ранцев. Ими тушатся все пожары, в том числе и крупные, и верховые. С дедовских времен ничего лучшего не придумали. Если нет естественного препятствия для огня – дороги или ручья, отступаем от кромки пожара, допустим, полкилометра, прокладываем минполосу и от нее делаем встречный отжиг. Чтобы пламя не перескочило, пропиливаем просеки, заливаем их водой. Когда два огня встречаются – пожар заканчивается. 

– Если же ничего не горит, например зимой, чем занимаетесь?

– Обычно в октябре, когда пожары заканчиваются, идем в отпуск. Возвращаемся в январе-феврале – занимаемся техучебой, вспоминаем навыки, проходим медкомиссию, сдаем зачеты. Затем – воздушные тренировки и допуск к работе. Как только стает снег, подсохнет трава, ждем команду на тушение пожаров. В промежутках между командировками – техучеба и ремонт инвентаря. Если десантники в течение месяца не сделали ни одного спуска вертолета, им положено совершить два тренировочных спуска.

От Подмосковья до Камчатки

– Мы уже писали о пожарах в Тевризском и Усть-Ишимском районах, с которыми пришлось бороться вам. А где еще вы работали нынешним летом?

– Командировок было несколько. Нам довелось побывать на Камчатке – на севере полуострова и недалеко от Петропавловска-Камчатского. Там в этом году было много пожаров, и они впервые запросили помощь с материка. Оттуда мы успели вернуться лишь до новосибирского аэропорта – нас отправили в Красноярский край, в Тунгусский заповедник. Там закончили, приехали домой, сразу 12 человек у меня забрали в Омск, еще 41 уехал в Ханты-Мансийск. По возвращении оттуда три недели тушили тевризские и усть-ишимские пожары. В сентябре снова пришлось поехать в Красноярский край. 

– А в европейской части страны вы работаете? Или только в Сибири? 

– Наше место работы – вся Россия. И Поволжье тушили, и Подмосковье, и вологодские торфяники… Можно сказать, я побывал везде. Но, кроме леса и аэропортов, мало что видел. Зато очень хорошо знаю природу нашей страны.

– Вас в первую очередь отправляют в заповедники?

– Да. И в заповедниках, где нельзя делать встречный отжиг, работать труднее. 

– Наверное, пока горит, о выходных вы можете только мечтать?

– Иной год летом дома вообще не бываем. В 2014-м мы провели безвыездно в командировках с 20 апреля по 26 сентября: Чита, Кызыл, потом опять Чита и Бурятия, полтора месяца в Нижнеангарске, где была реальная угроза базам отдыха на берегу Байкала. За время работы в ФБУ был только один сырой год – 2013-й, когда мы съездили на 10 дней в заповедник, что неподалеку от Сургута, и весь сезон были дома. 

– Как семья воспринимает Ваши длительные отсутствия? 

– Тяжело, конечно. Все домашнее хозяйство на плечах супруги и детей. Но привыкли уже. Плохо только, что за 26 лет ни разу не было отпуска летом.

– Но он хоть подлиннее?

– Ну да. К обычному, 28-дневному, отпуску плюс два дня за каждый прыжок с парашютом и один день за каждый спуск, ну и за сложность работы тоже добавляется. В итоге получается 60–80 дней. Считай, три месяца. Так что хватает времени отдохнуть.

– Что чаще всего является причиной пожаров? 

– В Усть-Ишимском и Тевризском районах, например, причиной возгораний стали природные явления – сухие грозы после долгой жары. В тех местах в то время не было людей. Но в большинстве случае виноват человек, особенно весной, и это не только беспечность, а целенаправленные поджоги ради заготовки древесины. 

– Поджоги зафиксированы и в Тарском районе, тот же Бобровский бор. Значит, Вы подтверждаете, что это не выдумки журналистов или защитников природы, а реальный незаконный способ добычи древесины?

– Именно так. Низовой пожар дерево не тронет, только ствол обуглит… Но древесина на корню сразу дешевеет. Причина поджогов – чье-то желание обогатиться и больше ничего. Однажды на границе Бурятии и Читинской области наблюдали такую картину: мы с одной стороны еще пожар тушим, а с другой – лес уже пилят. 

Медведи, дым, снаряды… 

– Что самое опасное в вашей работе? Спуски?

– Угроза жизни есть всегда, с момента посадки в вертолет. Но спуски – не самое опасное. На пожаре нужно быть очень внимательным. Например, деревья стоят-стоят, но подгорают корни, и они падают, причем бесшумно. Поэтому по пожарам мы не ходим, только по кромке, и в одиночку – тоже запрещено. Все обходы, разведки – 2-3 человека. Сейчас, конечно, у нас со средствами связи стало получше: и GPS-навигаторы, и рации, и спутниковые телефоны… Уже не надо голову напрягать, по солнцу ходить, по компасу. Но техника техникой, а ориентироваться на местности, знать, где север-юг, необходимо. 

– Не бывало такого, чтобы кто-то из пожарных в лесу заблудился?

– Был случай. В 2010 году мы работали в Большеуковском районе. Высадили с вертолета парня, показав направление до места, он сказал, что все понял… и пошел в другую сторону. Два дня гулял по болотам, на третий – с помощью вертолета его нашли. А два года назад в Амурской области из другого подразделения пропал человек – до сих пор найти не могут. Что бы ни случилось, надеешься на авиацию… Главное – не паниковать.

– Большая ли у вас текучка кадров?

– Да нет, но кто-то психически не выдерживает длительных командировок. Кого-то медведь на таборе напугает… Нервы не у всех железные… 

– Табор – это что? 

– Так мы называем место, где живем на пожарах, где наши палатки, кушать варим… Как-то не хочется его лагерем называть. Ну табор и табор. Был случай в национальном парке в Бурятии, на Байкале, на полуострове Святой Нос. Там медведь, ничего не боясь, на таборе похозяйничал. На второй день двое наших отказались от работы, написали заявления, сели на поезд и уехали домой.

– Еще какие-то интересные случаи вспомните? 

– Вспоминать и рассказывать можно весь день. В 2011 году в Волгоградской области мы шли тушить пожар с проводником, потому что были в тех районах, где шла война, и теперь земля выталкивает снаряды, гранаты, патроны… А они могут рвануть. Такое прежде бывало. Поэтому любую железяку мы старались обходить стороной.

– Наверное, и трагических моментов в вашей работе хватает? 

– Например, в июле 2015-го в Иркутской области мы искали ИЛ-76, который упал во время тушения леса. Он сбросил воду, пошел на подъем, а впереди – гора, которую летчики не увидели из-за плотной задымленности. Нашли его только через два дня, я и еще двое наших первыми спустились готовить площадку для вертолета МЧС. От развалившегося и сгоревшего самолета остался хвост и двигатель. Десять человек погибло. А в Тыве лет 8-9 назад одно из подразделений работало в горах. Пожар обошел людей снизу, и они оказались в огненном кольце, пытались спастись, но 8 человек задохнулись в дыму. Скорее всего, из-за паники. А двое выжили, потому что побежали не от огня, а навстречу ему – через прогоревшую территорию. 

– В панике забыли, как надо действовать? Наверняка же есть инструкция?

– Есть, и для каждой местности своя. У нас и средства индивидуальной защиты хорошие: респираторы, каски, противопожарные накидки, которые можно использовать как носилки. У каждого своя сумочка с аптечкой. Так что стараемся беречься.

– Не могу не спросить про травмы?..

– Был перелом ноги. Один из наших где-то в горах на камнях ее подвернул – его доставили в больницу. Конечно, за производственную травму он получил компенсацию: наша база автоматически всех страхует. Ничего более серьезного, слава богу, не было.

– Я б в десантники пошел, кто меня научит? Как попасть в ваш отряд?

– Для этого обязательна служба в армии и заключение медкомиссии. Если годен, берем на работу, обучаем на месте, выдаем удостоверение и допускаем к тушению лесных пожаров.

     Фото Евгения Захарова